Группа «ЛГМУ»

3 октября – день рождения у врача-поэта, лауреата литературных премий имени Владимира Сосюры
и имени Михаила Матусовского,  коренной луганчанки -
 Мирошниченко Виктории Анатольевны

Виктория Анатольевна – член Межрегионального союза писателей(МСП) и член Международного Сообщества Писательских Союзов(МСПС), редактор литературного альманаха «Свой вариант».

Виктория – луганчанка, родилась и выросла в нашем городе в семье служащих(мама- переводчица с английского языка). После окончания средней школы № 10, сразу же, в 1979 году поступила в Луганский государственный медицинский университет. Получив диплом врача-лечебника, работала сначала цеховым врачом в 9-й городской больнице, потом - врачом стационара.
С 2007 года работает в Государственном учреждении Луганской народной республики «больница (с поликлиникой) МВД» ЛНР. Заведует стационарным отделением на 40 коек(отделение имеет все необходимые условия для проведения качественного лечения больных: - 2-3-х местные палаты, в которых находятся изолированные душевые кабинки и туалеты; - на каждом этаже расположены столовая, процедурные кабинеты.
 

Человек скромный, профессионал как врач и поэт. Известный литературовед Василий Дробот сказал о ней так: «Виктория Мирошниченко – один из наиболее глубоких и образно мыслящих авторов в современной русской поэзии Украины».
Печаталась в коллективных сборниках, периодических изданиях Луганска, автор нескольких книг стихов, в т.ч. «По следам неба», «За день до горя», участвовала в работе над составлением коллективных сборников «Нет дороги окончания…», «В ритме сердца», «Шутить изволите?». Награждена почётным дипломом «За большие заслуги в области литературы и за подвижническую деятельность, направленную на укрепление единства славянских народов».
«Её произведения включены в несколько поэтических антологий, в том числе в «15 веков русской поэзии», изданную в Московском издательстве «Стилистика». Известный поэт и врач, Виктория Мирошниченко врачует души и тела добротой и поэзией. Её переводы на русский язык украинских поэтов отмечены, как одни из лучших, на творческом семинаре в МСПС»(Владимир Спектор, 3 ноября 2009 года, «Свой вариант»).
Некоторые её стихотворения последних «огненных лет»:

 

Мы пили вино войны,
Настоянное на боли.
Оно отбирало сны,
Оно убивало волю.
Прижизненный Страшный Суд…
Смертельным огненным душем
Пролился войны абсурд,
Увеча тела и души.
Мы выстояли с тобой,
Спасали любовь и вера,
И дружба, самой судьбой
Отпущенная без меры.
И, жизнь сохранив в горсти,
Дыханием грея нашим,
Мы после – Господь простит –
Из мирной пригубим чаши.
***
Люди, пережившие войну,
Став немного сдержанней и строже,
Ощутив ее дыханье кожей,
Долго не поверят в тишину.
Люди, пережившие войну,
Думая, что сделались добрее,
Как-то вдруг внезапно постарели,
Надорвав своей души струну.
Люди, пережившие войну,
Всякого – бесспорно - повидали…
Ничего… Вот только нервы сдали,
Побывав у паники в плену.
Люди, пережившие войну,
Обозначив жизнь свою пунктиром,
Каждый день у Бога просят мира,
Чтоб увидеть новую весну.
На пути в счастливую страну,
Оплатив проезд своею кровью,
С верою, надеждой и любовью
Люди, пережившие войну.

А это более ранние стихи Виктории Мирошниченко:

Я на листах своих стихов не ставлю даты…
Подсчёт ошибок и грехов начав когда-то,
Хочу событий уловить неясный шорох.
Открытия не совершить в надетых шорах!
Охочие до чепухи, к мольбам глухие,
Рождавшие то ли стихи, то ли стихии,
Пусть безымянны лягут дни в мои ладони,
Зажгутся памяти огни, и вот – погоня!
И топот убежавших лет, и шаг навстречу,
И зазевавшийся рассвет, и дымный вечер.
Что годы? Гильзы от пальбы в траве примятой…
Я на листах своей судьбы не ставлю даты.
***

В глазах – песок, у горла – ком…
Всю жизнь – какая незадача-
Бредем, то празднуя, то плача,
В потоке суетном людском.
Себя порой, - бесспорно зря! -
Мечтою теша, как невежды…
Но тихим шепотом надежды
Шуршат листки календаря.
***

Нам, смертным, всем без исключенья
Однажды розданы кресты…
Кому – в минуты доброты,
Кому-то – в темные мгновенья.
Несем, ругая времена,
Кто – жалуясь, кто – отшутившись.
Трудней придется ощутившим
Всю тяжесть ноши. Всю. Сполна.
- Поможет кто?
Никто…Ничем…
А в кровь уже истерты плечи.
И заменить нельзя и нечем,
И слишком поздно…
И зачем?
***
Мы только первый круг прошли, -
И сдали нервы, -
Рискнув вращением Земли
На круге первом…
Теперь заходим на второй,
Взяв темп «andante».
- Что посоветуешь, герой?
Безмолвен Данте.
Пусть сплав амбиций – наш вожак
И кодекс спеси,
Свои сомненья, как пиджак,
На стул повесим.
На круге - на очередном -
Расправим плечи.
Повозку совести – вверх дном!,
И станет легче.
Вмиг зубы сцеплены и вмиг
Ладони сжаты.
Без путеводных карт и книг,
Без провожатых,
Без пунктов следованья, мест
И без билета…
Что тяготит и надоест –
Уносит Лета!
Безликость сомкнутых рядов,
На душах – камень.
Пусты глазницы городов,
Набитых нами.
И Провидения рука
Дрожит в испуге…
Все обойдется. Мы пока
На первом круге.
***

Стук молотков, как выстрелы в спину.
Прижму ладони к ушам устало…
В который раз распинают сына.
Теперь – на горькой земле Цхенвала.
Распятья гордо надев на шеи, -
Чем не языческие пираты? –
Вас, ставших первыми, иудеи,
Ученики превзошли стократно.
Чего хотите? Почета, славы?
А тяжела ведь волна проклятья…
Венец презрения – вам по праву,
Поднаторевшие на распятьях.
Набить карманы поторопиться?
Во что оценены души павших?
Не наживетесь: их только тридцать.
Навеки тридцать на всех предавших.
Из слез и крови, руин, агоний
Встает любовь, так легко ранима…
Надежда тянет ко мне ладони
С полотен Босха Иеронима.
***

Век двадцатый разрушал и строил,
И, прервав заоблачный полет,
Голубями выпускал героев,
И стрелял по ним, не целясь, влет.
Он в пожарах заходился лихо,
Только из-под гари – неспроста!-
Неизменно проступали лики
Без вины распятого Христа.
И на разоренном пепелище -
Свой для псов бродячих и ворон –
Век безродным, безымянным нищим
Вслушивался в колокольный звон,
И в ладони падали мгновенья…
Кто посмел сказать, что медяки?!
Мы свое черпали вдохновенье
Из его протянутой руки.
И его мы приняли на плечи,
Пронесли, не поднимая век,
Помянули так по-человечьи.
Умер век…Да будет светел век!
***

Мы были не знакомы - ты и я:
Ты – выпускница в платье с белым бантом,
А я – студент, взахлеб читавший Канта,
С ним спорящий о сути бытия.
Нас вел июль ромашек и стрекоз
К знакомству; ожидали фильмы, пляжи,
Дурачества, ребячьи эпатажи,
Смех, газировка и слова, всерьез
Осмысленные нами: «муж», «жена»;
Вихрастый сын, в чьем дневнике – пятерки…
Мне застегнула ворот гимнастерки,
До встречи дня не дотянув, война.
Окоп. Огонь. И чей-то белый бант
Повис перед глазами пеленою.
И небо я перешагнул ночное,
И понял все, в чем заблуждался Кант.
Ты проводила взглядом ту звезду,
Из медсанбата выйдя на минуту…
Прости…Цветком победного салюта
К твоим ногам я в мае упаду.
***

День ото дня - в который раз!-,
Курком взведенным забавляясь
И наведя зрачок прицела
На обозначенные лбы,
Бесстрастно время щурит глаз,
Возмездия не опасаясь,
И в исполнение умело
Приводит приговор судьбы.
И плачет ангел у крыльца,
Не сохранивший и не спасший,
Крылом стирая след погасший
Звезды, коснувшейся лица.
***

Черной ночи черней
Горя крыло воронье -
Убранство матерей,
Что сыновей хоронят.
Не отвести потерь
Ни колдовством, ни плачем:
Избранный – на кресте.
Тыщи других – иначе…
Вмиг из-под ног земля
Выбита беспощадно,
Сдавливает петля
Жалости безотрадной,
И умирает крик
До встречи дня не дотянув, война.
Окоп. Огонь. И чей-то белый бант
Повис перед глазами пеленою.
И небо я перешагнул ночное,
И понял все, в чем заблуждался Кант.
Ты проводила взглядом ту звезду,
Из медсанбата выйдя на минуту…
Прости…Цветком победного салюта
К твоим ногам я в мае упаду.
***

День ото дня - в который раз!-,
Курком взведенным забавляясь
И наведя зрачок прицела
На обозначенные лбы,
Бесстрастно время щурит глаз,
Возмездия не опасаясь,
И в исполнение умело
Приводит приговор судьбы.
И плачет ангел у крыльца,
Не сохранивший и не спасший,
Крылом стирая след погасший
Звезды, коснувшейся лица.
***

Солдат Егор вошел в свой двор с войны:
На нем повисли, обрывая руки,
Подросшие за много дней разлуки,
Скучавшие за батькой пацаны.
О ногу терся пес голодным брюхом,
Мужской работы заждалась весна…
Из дома вышла бледная жена
С двухлетним крепко спящим карапузом.
Весть посылал на фронт старик-отец:
«Стояли немцы…Не вини…Ждала…
Из петли сняли на краю села…
Есть у тебя теперь еще малец…»
Егор за все врагу воздал сполна.
Но в этот миг, лицо жены увидев,
Жить захотел, не мстя, не ненавидя.
И понял, что закончилась война.
***
Все смягчая – мщенье и лишенья –
Над Европой черным колпаком
Встала ночь – пора кровосмешенья
На измятых простынях веков.
И под балдахином сонной неги –
Воины в тех жизнях и купцы –
Мирно спят варяго-печенеги,
Видя Византийские дворцы.
В каждом память намертво засела
Скрученным комочком хромосом.
Каждый свой Константинополь белый
Воздвигает, погрузившись в сон…
Крещены все были, не поморщась,
Кто – мечом, кто – плетью погодя.
Идолы в кострах горели, корчась,
Храмами звонящими всходя.
Полнился запас Тмутаракани
Пряностями, шелком и вином.
Рынком заменялось поле брани
Под монет чеканный метроном…
Чтоб событья обращать в открытья,
Чтоб проклятий отголосок стих,
Предки, смертный грех кровопролитья
Отведите от детей своих!
***
У событий есть ночь и есть день,
Есть подкладка, изнанка, лицо.
Есть у гениев злобность и лень,
Притягательность – у подлецов.
Есть в тылу всяких славных властей
Окаянных голов арьергард,
И у каждой из спящих страстей
Есть свой Нельсон и свой Троффальгард.
Есть у каждой строфы свой размер,
А в огне безутешных утрат
Каждый близким своим – Робеспьер,
Каждый сам для себя – Герострат.
У воздвигнутых памятью стен –
Осаждающих яростный стон:
Есть у каждого свой Карфаген,
И для каждого свой Рубикон,
И тихонько шипит на ушко
Каждой Еве назначенный Змей,
И находится слишком легко
Свой Везувий для новых Помпей.
Для волхва – непременно звезда,
А для Авеля – посланный брат,
Непременно для Ноя всегда
Вновь отыщется свой Арарат.
На скрижалях горят письмена,
Остывая с течением дней:
Каждой крепости припасена
Пара-тройка Троянских коней,
непременный для счастья – Гефест,
Для Икара – свободный полет!
Есть у каждого собственный крест,
Да не всякий его донесет…
Взяв воспоминания в охапку,
Зажигаю я свечу, как встарь,
И вхожу в чулан – там от прабабки
Мне в наследство – деревянный ларь.
В том ларе все сложено, все – к месту.
Распахну, молчание храня.
Вот прабабка – юная невеста –
С фотоснимков смотрит на меня.
Не пришлось бывать ей в маскараде,
Бальных не изведала затей:
С дня, когда в ГУЛАГе сгинул прадед,
Поднимала на ноги детей.
Всласть хлебнула прелестей военных:
Оккупантов стирано белье;
В ночь телегой ездила «на мену»,
Впрягшись вместо лошади в нее.
Не было нарядов да искусов,
Лишь мозоли и морщин следы,
И усталость с неизменным вкусом
На слезах вареной лебеды…
Только, тайно веря в божью милость,
Берегла – сознательно вполне! –
Честность, доброту и справедливость,
Словно след иконы на стене.
Я, закрыв сундук, прощаюсь с детством.
Воск на крышке – каплями слюды…
На моих ладонях мне в наследство –
Золота червонного следы.