Луганчанка о жизни в городе:

«Главное сейчас - не оскотиниться»

В блоге Синяя Гусеница публикуется рассказ луганчанки о жизни и быте горожан Жизнь в зоне".

"Сейчас каждый поход за продуктами стал больше похож на 

увлекательное приключение, чем на банальную закупку. Рынок 

поднялся до уровня градообразующего предприятия, и вся днев-

ная жизнь города клубится именно там. И именно там можно сто-

ять в очереди за перемороженными курами между дамой с горно-

стаем мадам в мехах от пяток до макухи и тетушкой в битом 

молью платке. Сама-то я раньше, работая порой до самых суме-

рек, предпочитала залетать в супермаркет, купить на ужин-завт-

рак и мчать домой. А рынок посещала раз в неделю закупить мя-

со-овощи-фрукты. Что ни говорите, но фермерское мясо и ба-

булькина картоха никогда не будут наравне с массовым маркетом.

Теперь выбора магазин/рынок не осталось. Ефремовский "Абсо-

лют" уже не в состоянии растянуть остатки товаров по полкам

так, чтоб хотя бы создавалось впечатление наполненности. 

СМ “Парус” далеко от центра, а про луганский “Метро”, который

так любили дамы с горностаями, я вообще деликатно промолчу.

Ну, вы ж в курсе, что там произошло. Вот и переместились все 

слои и прослойки на рынок. Кто с ридикюлем из ламовой подпу-

почной кожи, кто с раритетной кошелкой времен Горбачева, кто

просто с пакетиком. И идешь ты, к рынку шумному непривычная,

уши развешиваешь, пялишься и временами офигеваешь не только

от ценников, но и от окружающих.

Бабушка. Безысходность

Язык не повернется назвать её бабкой, старухой, бабулькой. 

Бабушка. Глубокие морщины, а в глазах такая тоска, которая еще

глубже морщин.

Стоит, прижавшись спиной к закрытому торговому контейнеру.

Чистенькая, ладненькая, хрупкая. И губки подкрашены. Про таких

говорят "божий одуванчик". Молча стоит со стаканчиком. И про-

сить не может, и не просить уже никак. Тут выбор невелик: или

руку протянуть, или ноги. И что делать таким вот старикам, кто

без помощи детей остался, если дают по 1800 раз в четыре ме-

сяца, да и то по спискам, да и то не всем. Ну а про гуманитарку я

уже вам не раз писала. Она есть, но не у нуждающихся. Раньше

нищета была наглой: цыганка, бабка с костылем, нагло тянущая

тебя за подол, золотушное дитя родителей-алкашей, развязный

потертый подросток без зуба, которому срочно надо сигарет.

А теперь? Эту интеллигентную нищету легче назвать безысход-

ностью. Она не в силах урвать материальную помощь и вытош-

нить гуманитарку тут и переоформить пенсию там, при этом хая 

на каждом углу всех и вся, потому что ей мало. Она молча стоит.

Безнадежно.

Продавщица овощного. Темный юмор

Есть у нас за "Европой" кусочек СССР в виде маленьких овощебаз.

Со всей соответствующей атрибутикой: короба с подгнивающей

капустой, картошка со следами разложения, очень уставшие гри-

бы, лимоны, умершие вчера, сомнительные яблоки и недоумева-

ющая хурма. Кто ограничен в средствах, всегда мог купить там

борщевой набор, чуть подпорченный, но по смешным ценам. 

Разница между свежим рынком и овощебазой составляла от пяти

до пятнадцати и даже выше гривен за кило. Зимой можно было

взять мандарины по три гривны и нарыть из килограмма по до-

лечке грамм так на триста. Или взбить все в блендере и сунуть в

пирожок. Это уж кто как предпочитает. Все, как в моем детстве.

Кроме продавщицы. В отличие от суровых продавцов времен 

СССР, которым явно читали курс лекций "как повысить само-

оценку с помощью тотального хамства", эту явно учили в усло-

виях нового рынка. Работая в аромате разложения, человек не 

растерял приветливости и улыбки. Только смех сейчас тоже стал

каким-то другим. Есть такое понятие "смех висельника". Вот и

щебечет весело продавщица о том, как тянут жилы официально

через полуофициальную налоговую, неофициально сборами

продуктов армии "новороссии", и совсем уж на высоком уровне

постановлением о запрете ввоза продовольствия. Запрет оказался

так суров, что даже украинский чеснок по 40 грн. за кило с се-

годняшнего дна закончился в загашниках. Теперь будет китай-

ский от 80 грн. А овощи-фрукты товар нежный. Им не забьешь

закрома по самое не могу, как птицефабричными клонами кур. 

Но как-то да, выкрутимся. Обещала не дать нам голодать без 

морковок-яблок.

Та самая единственная родственница, которая ходила на

все митинги. Начало разочарования

При случайных встречах я всегда стараюсь говорить с ней очень 

аккуратно. Я трус. Я боюсь лобовых атак и штурмов. Я ценю 

остатки своего самосознания и свой телепающийся из стороны 

в сторону мозг. Если я буду слушать новости "новороссии" еще и

в её изложении, я точно не выдержу и натворю бед. Потому и

лавирую, старательно минуя все темы политики и отношения к

извращенному "русскому миру", так внезапно к нам нагрянув-

шему. Но родственнице уже не до митингов. И не до новостей.

Плохо. Опала с румяного раньше лица, постарела, и нечем за-

красить седину. И глубоко спрятанная слеза в глазах, когда я 

спросила о здоровье лежачего инвалида-мужа. Все плохо. Ле-

карств в аптеках почти нет, гуманитарной помощи нет. Соц-

работник новой формации, когда приносила матпомощь, те

самые 1800 грн., сходу спросила: "Еще живы?". А не дождетесь.

А ведь так верили, что на танке приедет волшебник и сделает 

всем хорошо и сыто. Даст пенсии, помощи, зарплаты, льготы. 

Волшебник приехал, но ничего не дал. Родственница начала 

понимать, что где-то её обманули. До осознания масштабности

обмана еще далеко, но то, что засели тут грабители, которым 

навалять на народ, уже очевидно даже самому новоросскому 

новороссу. И пытается как-то оправдать патовую ситуацию тем, 

что "война же, некогда им, вот закончат воевать…". Да-да. Тогда 

волшебник наконец-то обратит свой взор на нас, на простых 

смертных. "Как же, — говорю, — Тут "хозяйственники" засели. 

Налоги собирают, гумпомощь распределяют. На войне же не все. 

Новая власть уже в исполкоме заседает не первый месяц. Просто 

заняты немного другим. Гражданским как бы тоже не до нас". 

Молчит. Задумалась. "Ну да, все же воруют". Ну да. Все.

Организатор праздников. Надежды

Позвонил бывший постоянный клиент из тех, что по рекламе. 

Бывший постоянный и, видимо, будущий тоже. О! Меня помнят! 

Приятно слышать приятного клиента. Только, увы, помочь ему 

не смогла. Сама без материалов и не знаю, где их сейчас достать. 

Потом просто говорили "за жЫсть". "Как же праздники? Заказы-

вают?" "Да, но очень-очень-очень редко. А ты когда вернешься 

в бизнес?" "Ээээ… Ты первый, кто мне позвонил по поводу рек-

ламы за последние полгода". "Вот видишь! Лед тронулся. Я же 

только первый. К лету начнем приходить в себя. Тебе не будет 

хватать времени, чтоб всех нас обрекламить". Будем не только 

надеяться, но и готовиться.

Казалось бы, как мы тут можем выживать. Да все просто. 

Взаимопомощью. Летом, в первую блокаду, мы часто собирались 

родственными компаниями. Кто что принес — вот тебе и полно-

ценный обед. Да еще и в веселой компании! Сейчас собираться 

по морозу не особо хочется, но всегда можно заскочить и поме-

няться содержимым морозильников-клунь-комор. Или просто 

приготовить что-то вкусненькое и "отправила мама Красную 

Шапочку проведать бабушку и отнести ей пирожков". Только 

взаимопомощью. Ведь, каких бы взглядов ни был человек, по-

павший в беду, он оружие в руки не брал, в тебя не целился, 

дом твой не разорял. Взгляды взглядами, а нам и дальше жить 

бок о бок и вперемежку. Главное сейчас - не оскотиниться и до-

жить до того времени, когда мы все тут сможем наконец-то вы-

дохнуть спокойно".